(Исайя, 42, 1-- 3).

Вплоть до евангельских времен вера в Мессию-воина говорила народу куда
больше, чем идеи мистического мессианизма. В римскую эпоху боевой
революционный дух получил явное преобладание. Мечта о Спасителе стала земной
утопией, вдохновлявшей партизан Гавлонита.
Почему Иисус прямо не осудил это направление? Скорее всего причина
здесь крылась в том, что оно черпало свои идеи из пророческих книг. Отделять
же в них подлинное прозрение от традиционных метафор, в которые оно
облекалось, люди были еще не готовы. Поэтому Христос, не затрагивая формы
пророчеств, лишь стремился оттенить их духовный смысл, указать на то
основное, что содержалось в библейской эсхатологии. Когда Он называл Себя
Сыном Человеческим, когда говорил о Себе, как о благовестнике свободы и
исцеления, когда давал понять, что пребывал в ином мире "прежде Авраама", --
все это означало, что именно Он и есть Грядущий, Чей приход предрекали
пророки.
Но Христос открыл и то, чего не предвидел ни один из них.
Богоявление совершилось в Нем Самом, в обетованном Мессии. Безмерное и